Вот так вкратце шли дела 1937. Рига. по личному мнению Клизовского.
Отправив Вам свое последнее письмо, через некоторое время пришёл к выводу, что сказал Вам не всё, не подвёл итога сказанному. Поэтому, чтобы покончить с этим вопросом навсегда и никогда более к нему не возвращаться, решил дополнить сказанное выводами и кратким обзором внутреннего состояния общества, для того, чтобы Вы знали, чего можно от нас ожидать и чего нельзя.
Во-первых должен исправить некоторые неточности, которые при проверке сообщённых данных обнаружились. Русским художникам приглашение на открытие музея было послано. Вспомнила о них Ольга Никаноровна [Крауклис] накануне открытия и настояла на том, чтобы приглашения были отправлены. Трофимова уже поздно вечером отнесла приглашения по адресу художников. Богданов-Бельский на открытии музея был, другие не были. Точно также должен изменить свое мнение о г-же Драудзинь. В прежних письмах я сообщал о ней, как о шовинистке, и хотя она такая и есть, но ее шовинизм не ведет к розни и она являлась нашей сотрудницей по улаживанию недоразумений. Оказалось, что тот случай, который произошел год тому назад, произошел по инициативе Гаральда Феликсовича [Лукина]. Г-жа Драудзинь умоляла его не выступать против русских, но он её не послушал, а те, которые могли остановить его, этого не сделали. Брошенный тогда в спокойные воды общества камень розни долго давал себя чувствовать и потребовал немалых усилий со стороны благоразумных членов общества к их устранению. В сущности говоря, рознь между нами не изжита, но лишь подавляется, и малые факты иногда показывают, что она может всегда вспыхнуть.
Теперь я хочу сказать о том, в каком виде проявляется соблюдение иерархического принципа в обществе. Жизнь нас учит, что когда во главе учреждения стоит хотя хороший человек, но слабый, то оно процветать не может. Но тот же опыт жизни говорит (что подтверждается и Учением), что когда власть осуществляется двумя лицами, которые являются дополнением друг друга, то результаты получаются блестящие. В жизни нашего общества этого нет. Нельзя сказать, что Волковский является дополнением Рихарда Яковлевича. Если бы функции по управлению обществом были между ними распределены, то может быть дело шло бы гладко, но у нас не председатель и его помощник, но два председателя, а в последнее время начинает себя проявлять третий. Со стороны Рихарда Яковлевича иногда проявляются слабые попытки освободиться из под власти Волковского, но эти попытки ни к чему не приводят. Мы никогда не знаем, к кому обратиться по нужному делу. Обращение к Рихарду Яковлевичу обыкновенно ни к чему не приводят. Или он ничего не скажет, или выскажет десяток различных предположений, а ес-ли скажет что-нибудь конкретное, то оно неизменно отменяется Волковским. Если же обратиться к Волковскому, то он все откладывает и никогда не решает самого пустого дела сразу. Поэтому мы никогда ничего в срок не знаем, все носит у нас случайный характер. Всё в самый последний момент объявляется Волковским. Поэтому и заседания правления не имеют никакого конкретного значения. Не было случая, чтобы решенное в правлении проводилось в жизнь; в результате все оказывается измененным. Не раз было, что уходя с заседания я был в чем-то уверен, и в таком духе осведомлял интересующихся, но потом оказывалось все переиначенным и выходило, что я сознательно или несознательно наврал тем, кто меня спрашивал. Теперь, конечно, я всегда отделываюсь незнанием, ибо действительно мы ничего не знаем. Я сознаю полную бесполезность участвовать в делах правления, но хожу на заседания, чтобы не сказали: "Мы приглашаем, но он не ходит".
В обществе не только не поощряется, но подавляется всякое проявление самодеятельности и инициативы. На все, что не исходит от правления, неизменно следует отказ и запрет. Они хотят все пропустить через себя, а если они этого сделать не могут, то это признается нежелательным и опасным. Они не имеют ни к кому доверия и ревниво хотят все удержать в своих руках. Только отсутствием доверия ко мне и нежелание выпустить из своих рук издание журнала, объясняется то, что они провалили такое дело, как продолжение журнала Александра Михайловича [Асеева]. Только этим объясняется то, что у нас до сих пор нет никаких секций. В прошлом году было провалено желание организовать художественную секцию и, несмотря на желание и старание некоторых наших дам организовать женскую секцию, её до сих пор нет. Рихард Яковлевич
как-то высказывал сожаление по поводу этого, но никаких секций не желает Волковский, ему так удобнее. Поэтому само собой понятно, что недоверие сверху не может вызвать доверия снизу. Многие вновь поступающие члены общества присмотревшись к существующим порядкам начинают их критиковать и отзываться иронически, некоторые отходят, некоторые уходят.
Нет строгих и определенных правил ни на что. Одних принимают в общество без всяких затруднений, других с затруднениями, а иных совсем не принимают. Одних удаляют из общества за ничто, других удерживают, несмотря на совершение подсудных дел. С престижем руководителей групп не считаются. Такое дело, как награждение портретами Учителя, происходит помимо руководителя и без его ведома. Одним словом, везде и во всем случай. При таких условиях осуществление иерархического принципа так, как это требует Учение, для нас является вопросом трудно разрешимым.